Раздел содержит впечатления, отзывы, заметки и суждения различных людей, посетивших город Владимир или живущих в нем. Это записки исторических личностей, краеведов, чиновников или просто жителей, которые показались нам интересными.

И.И. ЛЕПЕХИН
(публикация из газеты "Владимирские губернские Ведомости", 1850 г., № 1)

Город Владимир не только по своей древности, имени своего основателя, но и по драгоценным остаткам древних .Российских обладателей может почитаться славным... Ныне причисляется он к провинциальным городам Московской губернии; имеет два приписных города - Гороховец и Муром. В нем находится 25 церквей, два монастыря, один мужской, а другой девичий...Строение в городе самое простое и деревянное, исключая каменный епископский дом и семинарию. Жителям сего города можно отдать ту справедливость, что они весьма уклонны и обходительны. Купечество в городе небеззажиточно: промышляют хлебом, и по соседству с Москвою можно в сем городе найти почти все нужное. Некоторые из купечества содержат кожевенные и мыльные заводы не в худом порядке; но других мануфактур никаких не имеют, кроме необходимых в общежитии художеств.
Река Клязьма, протекающая мимо города, многим жителям служит и пропитанием. Через устье, которым она впадает в Оку, заходит довольно всякой мелкой рыбы, как-то: щук, лещей, чехони, налимов, жерехов, ленцов, густерок, язей, плотвы и проч. Самый большой и обыкновенный их промысел состоит в вишневых садах, которыми Владимир в окружности своей непосредственно хвалиться может; да и Москву сим продуктом немало снабдевает...

П.Ф. КАЛАЙДОВИЧ
(публикация из журнала "Вестник Европы", 1811 г., ч.LIX, № 17)

Между прочими любопытными вещами в городе Владимире более всех обращают на себя внимание сады вишневые, как по своему множеству, так и потому, что жители владимирские от них немаловажный торг производят.
Владимир расположен на высоких горах при р.Клязьме, окружающей город с восточной стороны. Множество садов придает ему прелестный вид, а особенно весною, когда деревья цветут, и летом, когда плоды созревают. Сады сии увеличивают собою обширность города, который в Длину простирается на 3 версты и 300 саженей, в ширину на одну с половиной версту, а в окружности имеет более 10 верст. Предместья городские похожи на красивые села, окруженные садами, и вся залыбедская сторона с горы кажется более лесом, нежели городской частью. Во Владимире считают около 400 садов больших и малых. Уверяют жители, что в прежние времена их было гораздо больше, ибо многие из них вырублены при расположении города по плану в царствование Екатерины П. Сады называются по именам своих хозяев теперешних или прежних, так, например, большой Патриарший сад до сих пор удерживает свое название: он принадлежал в старину Патриарху Всероссийскому. Лучшими садами теперь почитаются Новиковский, Алферовский и Веверовский...
Веверовский отделан в лучшем английском вкусе: между вишневыми аллеями находятся прекрасные цветники, которые немалое при дают ему украшение...
...Когда вишни созреют, то наряжается ужасное множество сборщиков и сборщиц садов, и с первых чисел июля во всем городе начинается праздник Помоны. На всех улицах вы увидите толпы поющего народа с полными решетами вишен, собранными в садах и переносимыми до погребов, где бывает складка ягод...

А.И. ГЕРЦЕН

С самого первого дня праздника и всю неделю погода была превосходная, прекрасные окрестности Владимира оделись в свое весеннее платье для того, чтобы участвовать в Торжестве. В два дни исчезли все следы зимы и множество гуляющих на улицах и бульварах оживляли во всю неделю город; Клязьма вскрылась 9 числа и разлившись течет теперь во всей красоте своей. Конечно, немного губернских городов могут представить такие виды, как Владимир, например, с вала, окружающего Рождественский монастырь. Пространство более нежели на двадцать верст раскрывается с трех сторон, смиренные деревеньки стелятся около своих церквей, а эти церкви, самой старинной архитектуры, напоминают историческую святость края. Как голубая лента через плечо, льется Клязьма через равнину и превосходный вид оканчивается Дмитриевским собором. Несмотря на позднейшие пристройки, он сохранил свой начальный характер, на нем ясно отпечатывается простота и величие, проникнутое глубокою мыслию византийского зодчества. Душа, невольно насладясь природой, возносится молитвой к небу, глядя на памятники благочестия великого князя Всеволода III-го. В заключении заметим, не показывает ли выбор места для города и здания, выполненного в таком прекрасном стиле, как Дмитриевский собор, что изящное и в самые отдаленные эпохи не было чуждо душе русской.

В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ

...Что за городок Владимир? Он по крайней мере вдвое меньше Пензы, но вылезь она хоть из кожи, не сравняться ей с маленьким и миленьким Владимиром. Улицы чистые, выложены камнем, так что пылинки нет, кажется, на них, стройные, окаймлены высокими красивыми домами; ну, словом, он так хорош, что я ничего не сумею сказать тебе о нем получше. Он на высокой горе, круче чем на нашем пензенском гулянье со стороны Поповки, ажио смотреть страшно; думаю, поработали монголы, когда брали его. А в соборе мощей и гробниц княжеских сколько! Куда ни обернись.
А ночью, когда приедет поезд из Москвы (по железной дороге), по каменной мостовой поднимается такая скакатня, что я уснуть не мог, вышел из номера и стал гулять по освещенной и оживленной улице. Шум, говор, стук, прилив и отлив толпы поразили меня; у меня дух захватило. Да, подумал я, здесь не Пензой пахнет. Помнишь ли, как ты чувствовал себя, когда в первый раз услышал при блестящей декорации музыку в театре? Как заискрились глаза и затанцевало сердце при виде ослепительных хромотропов? То же самое впечатление произвело на меня и оживленное движение улицы. Не обломовщина здесь: на каждом углу боишься толчка и слышишь суетливый говор.
"А Муром?" - спросишь ты. Ну, Муром почему-то показался мне посерьезнее Владимира, хотя и он так же оживлен и весел. Может, 3Десь имеет значение его древность и памятники исторические, которые здесь как-то ярче бросаются в глаза новичку. Я поклонился мо-Щам Бориса и Глеба, жертвам Святополка Окаянного: они в открытой раке. Муром, говорят, богаче Владимира. Ну что тебе еще сказать об этих городах? Я вообще не очень наблюдателен, а потому довольствуйся, что успело попасть мне в разинутый рот, с которым гулял и этим городам.
Во-вторых, муромский лес - да что об муромском лесе и говорить! Мы ехали, ехали, верст 60, все муромским лесом, а настоящего леса, где Соловей-разбойник мог бы уместиться на просторе с свои ухарским свистом, не видал. Все отрепье осталось на дороге, вылинял он, как моя голова, видно тоже лихорадку потерпел от топора русского мужика. Издали мне указывали его протяжение в длину; я смотрел, смотрел, полгоризонта заслонил он собой. Но сказочных страхов нем нет и следа; я, напротив, любовался высотой и стройностью сосен: саженей 10, кажется, до верхушки и ни одного кривого сучка, ни одной кривой извилины.
В-третьих, что сказать тебе о чугунке и не знаю, потому что слишком уж много хочется сказать. Тут, брат, все новость - чудо-юдо морское, да и только. Ни по каким описаниям и рисункам не доберешься до того, что дается понятию при взгляде; дело не в одном пониманье механизма, который для меня наполовину и теперь не понятен, но и во впечатлении, какое производит он в первый раз. Меня морозом подрав по коже, когда я сел в вагон, и машина, послушная звонку, тронулась сперва медленно, а потом все более и более ускоряла и, наконец, понеслась так, что трудно было рассмотреть мелькавшие мимо предметы. И при этой быстроте (до 30 верст в час) не тряхнет: колеса катятся по рельсам ровно, без толчков.
В вагоне говор: знакомятся на живую нитку, курят, болтают, закусывают, спят, - все что угодно; машина спокойно тащит за собой целую деревню вагонов, только по временам фыркая, как лошадь, или же оглашая продолжительным свистом, очень похожим на ржанье здоровой лошади: это выпускают из нее пар. И при этом обольстительно прислушаться, как неумолкаемо идет ее механическая работа: рычаги ворочают и колеса стучат по чугунным рельсам, ну, словом, есть от чего морозу пробежать по телу, не от страха - он и на ум никому не придет, когда сидишь в вагоне, а просто от восторга.

В.А. АНТОНОВ

Неповторимый облик старинной части города Владимира придают не только памятники домонгольского зодчества, включенные в Список всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, но и живописное расположение города на высоком треугольном мысу между реками Клязьмой и Лыбедью. Сложный рельеф местности, где тысячу лет красуется Владимир, отразился и в городских названиях: улицы Подсоборная и Подбульварная, Овражная и Подгорная, Троицко-Нагорная и Ивановская Подгорная, Горная и Ильинская Покатая, спуски Рабочий (Жандармский), Варваринский (Зачатьевский), Владимирский, Вокзальный, Ерофеевский, Коммунальный (Лукьяновский). А как звучат Верхние Ямки, Студеная Гора, Годова Гора, Козлов Вал, Красная Горка! Не все эти названия сохранились на современной карте города, но сами горы и спуски-то остались и для успешного их преодоления с незапамятных времен служили деревянные лестницы, простые, но незаменимые сооружения.
Каждому владимирцу знакомы многие из этих лестниц, но вряд ли кто сумеет сразу вспомнить их все, да и число их никто не подсчитывал. Они очень разные, эти лестницы: длинные и короткие, прямые и изгибающиеся... Есть и такие, которые подводят сразу с дороги к крыльцу дома или от дома в сад или огород и по огороду, служат как бы пешеходными продолжениями улиц.
Последнее время город разрастается вширь и все меньше жителей остается в старинной его части. Все меньше ходим мы пешком и как-то незаметно исчезают лестницы... Уже четверть века нет лестницы с угла ул. Комсомольской к нижним баням, давно нельзя спуститься по ступенькам от Княгинина монастыря к Лыбеди, недавно разрушилась и убрана лестница от ул. Кремлевской к Лыбеди (та, с середины которой был вход в жилой дом). На месте их остаются тропинки, по которым с трудом взбираются иногда редкие пешеходы...
Больше лестниц сохраняется в сторону вокзала, на южном склоне к Клязьме. Среди них и самая длинная (9 маршей, 131 ступенька), которая хоть и не включена в списки памятников Владимира, но стала известной достопримечательностью. Надолго запоминается она туристам, когда, поднявшись по Коммунальному (Лукьяновскому) спуску с Вокзальной площади на Подсоборную (Урицкого) улицу и пройдя вдоль круч, на которых возвышаются стены Рождественского монастыря, они сворачивают в неприметный переулок и попадают на нижний марш лестницы, еще не видя ее всю и не предполагая ее длины. За поворотами лестницы постепенно открываются следующие марши... Реакция тех, кто здесь впервые, бывает различной: кто помоложе - начинают считать ступеньки, а кто постарше - интересуются, скоро ли она закончится и не стоит ли отдохнуть, успокаивают себя, что спускаться будет легче... А когда минуют последний марш, то бывают вознаграждены открывшимся в верхней площадки видом сказочного Дмитриевского собора.